XXXI

Следующее утро выдалось ясным, с ослепительным желтым солнцем на бледно-голубом небе. Члены банды Кукушонка в последний раз поужинали на поляне, затем Артемон отдал приказ поджечь хижины.

Менхеп зажег факелы и раздал их людям. Сначала они занимались своей работой медленно, почти неохотно. Но по мере того, как загоралось одно строение за другим, акт поджигания приобрел праздничный вид, и вскоре члены банды носились повсюду в неистовстве разрушения. Даже Джету разрешили подержать факел. Когда он поджег нашу хижину, я наблюдал, как пламя танцует в его широко открытых глазах.

Хижины превратились в костры, сначала ярко пылающие и ощетинившиеся пламенем, затем рушащиеся сами по себе и изрыгающие огромные клубы дыма. Черные столбы поднялись в воздух, затем раздались и смешались, пока все небо не заполнилось дымом. Ни один луч голубого или золотистого солнца не пробился сквозь этот мрак. Небо превратилось в огромный пятнистый синяк темно-фиолетового и коричневого цветов, на фоне которого солнце выглядело размазанным алым пятном крови.

Когда сжигать стало нечего, все собрались на берегу. Кашляя и протирая слезящиеся глаза, они заняли свои места в лодках, нагруженных сокровищами. Завесы смешанного тумана и дыма нависли над лагуной, скрывая лодки друг от друга. На расстоянии броска камня все было скрыто мрачной дымкой.

С того места, где я сидел в лодке Менхепа, все еще привязанной к берегу, я смутно различал высокую фигуру Артемона, шагающего по пирсу к лодке, которая должна была доставить нас. За ним следовала фигура в капюшоне, которую я принял за Исмену. За ведьмой появилась фигура в вуали, настолько полностью закрытой с головы до ног, что я бы никогда не принял ее за женщину, если бы не знал, что это, должно быть, Бетесда. Мне очень хотелось окликнуть ее, хотя бы для того, чтобы увидеть, как она повернет голову в мою сторону, но я прикусил язык.

Я услышал львиный рык. Сидевший рядом со мной Джет напрягся и схватил меня за руку; он никогда не был до конца уверен, что лев приручен. Чилба трусцой спустился по пирсу. Краска со льва практически слезла; она поблекла, и его гриве вернулось ее естественное великолепие. Когда лев проходил мимо нее, Бетесда, казалось, испуганно отшатнулась. Метродора повернулась к ней, как бы желая подбодрить. Чилба подошел к Артемону, который протянул руку и позволил зверю лизнуть ее.

На краткий миг, готовые уже шагнуть в лодку, Артемон и остальные застыли; даже хвост у льва был неподвижен. Туман превратил их в силуэты каких-то теней. Затем завеса дыма прокатилась по пирсу и поглотила их, полностью скрыв с поля зрения. К тому времени, когда дым рассеялся, Артемон и остальные исчезли вместе с лодкой.

Одна за другой за ней последовали другие лодки. Когда мы отчалили от берега и направились к выходу, я обернулся, чтобы посмотреть на то, что осталось от «Гнезда кукушки». Хижины превратились в тлеющие кучи, но огонь распространился по окружающей растительности. Многие стройные деревья были объяты пламенем, и кое-где низкий кустарник тоже был охвачен огнем. Поднявшийся ветер, взметнул золу и пепел и повалил деревья. Пожар стал поглощать остров.

Поскольку никто не осталось никого, кто мог бы его остановить, он неуправляемо распространялся. К наступлению ночи весь остров запылал, превратившись в огромную тлеющую кучу пепла среди вод Дельты. Люди из банды Кукушонка ничего после себя не оставили.

Пожар распространился так быстро, что, когда наша лодка направилась к устью лагуны, за которым лежала открытая вода, языки пламени приблизились к ней с обеих сторон, как будто собираясь сойтись и преградить нам путь. Но мы придерживались среднего курса, держась как можно дальше от обеих берегов, а водная преграда защищала нас. Иллюзия, что огненные челюсти смыкаются на нас, всех очень нервировала.

Джет закричал. Думая, что его напугал огонь, я крепко обхватил его, но он отчаянно вырывался и показывал на воду.

Неподалеку, прямо над водой, появились два выпуклых глаза. За глазами мощный волнообразный хвост стремительно подтолкнул крокодила Мангобблера к нам.

Джет снова закричал. То же самое сделали несколько мужчин, которые подняли весла и в бешенстве ударили по воде, пытаясь отбиться от существа. Мангобблер только ускорил движение, так что столкновение лодки с крокодилом стало неизбежным. Глаза существа блестели в свете костра.

Мангобблер добрался до лодки и попытался вскарабкаться на борт.

Некоторые мужчины в ужасе попятились. Другие неловко отмахивались веслами, отчаянно пытаясь ударить крокодила. Вместо этого они ударяли о весла друг друга, а Мангобблер оставался невредим. Поскольку зверь был полон решимости влезть к нам на лодку, а люди отчаянно толкали друг друга, тяжело груженная лодка так сильно раскачивалась из стороны в сторону, что я был уверен, что мы перевернемся.

В тот момент, когда все погрузилось в хаос, мы прошли через врата огня. Вокруг нас расстилалась неспокойная, ярко мерцающая вода, как будто мы плыли по морю пламени.

Внезапно Мангобблер потерял равновесие. Размахивая короткими ножками и щелкая челюстями, он рухнул обратно в воду. Лодку сильно качнуло в противоположном направлении. Мы были на волосок от того, чтобы перевернуться.

— Вниз, вниз! Ложись вниз! — закричал Менхеп. Мужчины пригнулись. Я вцепился в Джета и затаил дыхание. Лодка выровнялась.

На некотором расстоянии, на фоне красной воды, клубящегося тумана и языков пламени, я увидел, как мощный хвост Мангобблера колотил по воде, когда крокодил отступал.

Люди в лодке позади нас, затормозившие веслами, но не сумевшие полностью остановиться, врезались в нас, толкнув.  Джет вскрикнул. Даже Менхеп заржал, как лошадь.

Мужчины в другой лодке, которые были свидетелями всего происходящего, вместо того чтобы посочувствовать нам, разразились хохотом, когда опустили весла и проплыли мимо нас. Для них не существовало никакого ужасного испуга, который не позабавил бы этих людей, если бы это случалось с кем-то другим?

Час спустя мы снова оказались в мире голубого неба и золотистого солнечного света. Дым от горевшего «Гнезда Кукушки» остался позади, поднимаясь, будто грозовая туча, на южном горизонте. Запах дыма витал в воздухе, как какие-то духи.

Люди стали более разговорчивы, чем обычно, делились историями о прошлом и мечтами о будущем. Они вспоминали потерянные дома и брошенных жен. Они жаловались на унижения, причиненные им жадными ростовщиками, задиристыми солдатами, безжалостными сборщиками налогов и суровыми надзирателями.